Протоиерей Владимир Новицкий: Верующим я стал после Пасхи 1993 года в Оптиной
Если говорить о Пасхе, которая мне запомнилась, это, наверное, была Пасха в Оптиной Пустыни, когда были убиты братия, монахи, весной 93-го года.
Мне Пасха запомнилась очень. Запомнилась она сочетанием и скорби, и радости, и было такое ощущение, что братья пострадали за Христа, понятно. Но пострадали еще и за всех нас. Как сказал Тертуллиан еще во втором веке, что «кровь мучеников – это семя Церкви». Я помню, эта Пасха на меня произвела очень сильное впечатление. Она меня потрясла до глубины души, это событие, которое на Пасху произошло. Я тогда только воцерковлялся и был человеком колеблющимся еще. Но после этой Пасхи я стал уже православным верующим раз и навсегда. Это на меня очень сильно повлияло.
Страшно было, тяжело, трудно было. И, конечно, была и благодать Божия, безусловно, присутствовала, и всё равно пасхальное состояние души было, но оно перемежалось этим ужасом от того, что произошло. Но это всё-таки человеческие чувственные отношения к этому, это не духовные переживания, я говорю про ужасы.
А духовным было понимание… Я говорю индивидуально, про себя говорю только. Было такое понимание, что то, что произошло, имело отношение ко мне лично, потому что, видимо, меня нужно было поставить в такие условия, чтобы я увидел, как люди страдают за Христа, и чтобы меня обратить к Богу уже окончательно, чтобы меня привести ко Христу. И Господь меня поставил в эти условия.
Всё это практически на моих глазах было… Я по первой специальности врач, и меня попросили оказать помощь, и еще был один врач, и мы всё это видели, мы везли отца Василия (Рослякова) в больницу, в реанимацию, и всё это на руках, на глазах было практически.
Он в реанимации скончался уже. Был в полном сознании. Он молился. Ну, как мне казалось, молился. Как мне чувствовалось. Я говорю только о себе всё. Я могу ошибаться в чем-то, мне это так виделось.
Я помню, такой был момент, когда мы везли отца Василия на скорой помощи в реанимацию, я как-то по-человечески хотел его утешить. Сказал: «Ну, потерпи, вот сейчас мы привезем, уже осталось немножко, мы уже почти приехали». И вдруг я почувствовал, как-то увидел, что ли, что он уже не здесь. Не в том смысле, что он умер или умирает, а в том смысле, что он духом, душой не здесь, что он с Богом. Он молился, и все мои слова показались такими ненужными, пустыми. Не надо было ничего говорить. Просто молиться, рядом побыть и всё.
И когда мы привезли его, погрузили на носилки и повезли в реанимацию, я помню, как его выкладывали в реанимационной на операционный стол. Он еще помогал снимать сапоги – еще поднимал ноги, и как-то было облегчение, что всё, сейчас его спасут, всё позади, он уже на операционном столе.
Прошло минут двадцать, врач сказал: всё, давление по нулям, массивные кровопотери, ничего сделать нельзя, он скончался. Это моменты из того, что я помню, частные. Но хочется обобщить, что «кровь мучеников – семя Церкви». Что всё-таки Господь всё победил. Несмотря на этот человеческий ужас, на все переживания, на всё, что произошло тогда, победа была за Богом, миру явились святые мученики, к вере пришли не только я, многие люди пришли к вере через их страдания. Поэтому Господь всё победил. И вот Пасха! Господь воскрес, но он воскрес с ранами на руках, на ногах, пробовенным Богом. То есть тело воскресшее Его было пострадавшим. Это страдание Божие и эти язвы на теле Его, наверно, будут до тех пор, пока будут грешники на Земле, так говорил митрополит Сурожский.
Записала Тамара Амелина
Видео: Александр Басалаев